Два дня назад мне снился кошмар. Мне давно уже не снились кошмары. Снились - боевично-фэнтезийный экшн, сенен-ай, просто любовь, полеты, просто небо, отдельные предметы, просто клочкастая бессюжетная хрень... А последний кошмар, который я могу вспомнить, мне снился в девятилетнем возрасте (он был про кошек).
А теперь вот мне снова приснился кошмар. Я проснулась в три часа ночи с очень неприятным осадком где-то в душе, чувствуя себя полным дерьмом. И потом мне все мерещились мертвецы по углам. Поэтому я встала и села делать уроки. И благодаря кошмару я не получила единицу по латышскому.
Сначала это было здание, внутренностями напоминающее дом Москвы: все такое золотисто-светящееся, паркет, лампы, двери и почему-то фонтан. Я была там с двумя своими одноклассниками. А потом мы оказались на крыше. Я знала, что это крыша именно этого дома, хотя выглядит это точь-в-точь как крыша кирпичной трансформаторной будки. И открывается вид на бывшую дачу моей бабушки. До земли - метра четыре. С крыши свисает веревка, витая, шелковая, мягкая. Мы начали дурачиться, сползать по веревке с крыши на землю, залезать обратно.
А потом все изменилось. Я уже в своей квартире, к нам приехала тетя со своим четырехлетним сыном. А Саша, мой двухлетний племянник, почему-то во сне был девочкой. Мама, сестра, тетя, все они толпой отправились оазвлекаться, бродить по Риге, а меня, как водится, оставили с детьми. И вот мы снова на этой крыше, снова эта веревка. И как-то так получается, что они спрышивают с крыши с этой веревкой, но она оборачивается вокруг шеи и душит их. Я не знаю, я этот момент помню очень смутно. Я помню следующий кадр: они двое висят в каком-то помещении с мутно-холодным cветом, я бросаюсь снимать мальчика... Он оказывается жив. А потом я немо застываю перед девочкой. У нее серое лицо и закрытые глаза. Серо-зеленоватое. Веревка... а я стою и ничего не делаю. Просто смотрю. Я могу двигаться, ничто мне не мешает, но я стою и просто смотрю. И чувствую страшную беспомощность, что снова я все испортила, что на меня нельзя положиться.
Потом кусок я снова не помню.
Я только знаю, что когда вернулись родители и тетя, все было в порядке и все дети были живы. Я не знаю, как так получилось. Защитный ли механизм подсознания или что-то вроде моей воле, вмешавшейся в сон. Днло в том, что я еще в раннем детстве всегда придумывала кошмарам хорошие концы.
Вот такой сон.
А теперь вот мне снова приснился кошмар. Я проснулась в три часа ночи с очень неприятным осадком где-то в душе, чувствуя себя полным дерьмом. И потом мне все мерещились мертвецы по углам. Поэтому я встала и села делать уроки. И благодаря кошмару я не получила единицу по латышскому.
Сначала это было здание, внутренностями напоминающее дом Москвы: все такое золотисто-светящееся, паркет, лампы, двери и почему-то фонтан. Я была там с двумя своими одноклассниками. А потом мы оказались на крыше. Я знала, что это крыша именно этого дома, хотя выглядит это точь-в-точь как крыша кирпичной трансформаторной будки. И открывается вид на бывшую дачу моей бабушки. До земли - метра четыре. С крыши свисает веревка, витая, шелковая, мягкая. Мы начали дурачиться, сползать по веревке с крыши на землю, залезать обратно.
А потом все изменилось. Я уже в своей квартире, к нам приехала тетя со своим четырехлетним сыном. А Саша, мой двухлетний племянник, почему-то во сне был девочкой. Мама, сестра, тетя, все они толпой отправились оазвлекаться, бродить по Риге, а меня, как водится, оставили с детьми. И вот мы снова на этой крыше, снова эта веревка. И как-то так получается, что они спрышивают с крыши с этой веревкой, но она оборачивается вокруг шеи и душит их. Я не знаю, я этот момент помню очень смутно. Я помню следующий кадр: они двое висят в каком-то помещении с мутно-холодным cветом, я бросаюсь снимать мальчика... Он оказывается жив. А потом я немо застываю перед девочкой. У нее серое лицо и закрытые глаза. Серо-зеленоватое. Веревка... а я стою и ничего не делаю. Просто смотрю. Я могу двигаться, ничто мне не мешает, но я стою и просто смотрю. И чувствую страшную беспомощность, что снова я все испортила, что на меня нельзя положиться.
Потом кусок я снова не помню.
Я только знаю, что когда вернулись родители и тетя, все было в порядке и все дети были живы. Я не знаю, как так получилось. Защитный ли механизм подсознания или что-то вроде моей воле, вмешавшейся в сон. Днло в том, что я еще в раннем детстве всегда придумывала кошмарам хорошие концы.
Вот такой сон.