Тут в этой гостинице кровать лаобаньши прямо напротив моей двери. И жизнь и деятельность лаобаньши (у которой некие проблемы со здоровьем) почти совсем ограничена этой кроватью. Она на ней почти всё время сидит или спит. Сегодня возвращаюсь в гостиницу по темноте, а лаобаньша мне:
— Смотри, что в чайнике сейчас, неси стакан!
И показывает питьё желтоватое в своей стеклянной чашке. Я:
— Ээ, у меня вода в стакане, я щас.
Стакан (бэй), 杯, это любая посудина условно цилиндрической формы, из которой пьют. Чашка это бэй, термос тоже бэй. Иду в комнату к себе, выливаю из термоса воду. Не бухло это, ясно, и не чай. У лаобаньши спрашиваю:
— Это китайское лекарство?
Она:
— Ага, для организма полезно.
И показывает, как полезность по организму распространятся сверху вниз. Наливает мне в термос из чайника. Я:
— А из чего это сделано?
Она:
— Гоуци, — показывает пакет того, что некоторые в безграмотности своей называют ягоды годжи, а мы назовём дерезой обыкновенной. — И шэнь-пянь, — и кулёк с нарезанным на пластиночки женьшешем показывает.
Вкусное китайское лекарство, что, только слишком сладкое как всегда.
А я два мангостина ей дала. Она сначала отказывалась, потом сказала: один. Я:
— Надо два! Потому что один может быть нехороший.
Среди этих дешёвых мангостинов по 8 ю за цзинь часто попадаются нехорошие.
*
Что мне в Харбине нравится ужасно, так это наплевательское отношение пешеходов к светофорам. Я почти отвыкла от такого. А тут машины проехали, и все идут, а что светофор показывает — это пофигу. Приятное возвращение в детство. Я же тоже так умею, чёрт возьми, навык не утрачен.
*
Два дня как хожу писать текст в утиную едальню возле технического университета. Там столы на улице в тихом месте, и мошек нет. Сначала съедаю рис с уткой, потом сижу за ноутом до темноты. Там почти никто не ест (берут еду на вынос), но если едят, то в помещении, а снаружи вообще никто никогда не садится, видимо, для китайцев холодно уже. Я спросила, конечно, у тамошней лаобаньши, можно ли у них поработать за компом. Она такая: конечно, без проблем. Но пишу медленно ужасно.
— Смотри, что в чайнике сейчас, неси стакан!
И показывает питьё желтоватое в своей стеклянной чашке. Я:
— Ээ, у меня вода в стакане, я щас.
Стакан (бэй), 杯, это любая посудина условно цилиндрической формы, из которой пьют. Чашка это бэй, термос тоже бэй. Иду в комнату к себе, выливаю из термоса воду. Не бухло это, ясно, и не чай. У лаобаньши спрашиваю:
— Это китайское лекарство?
Она:
— Ага, для организма полезно.
И показывает, как полезность по организму распространятся сверху вниз. Наливает мне в термос из чайника. Я:
— А из чего это сделано?
Она:
— Гоуци, — показывает пакет того, что некоторые в безграмотности своей называют ягоды годжи, а мы назовём дерезой обыкновенной. — И шэнь-пянь, — и кулёк с нарезанным на пластиночки женьшешем показывает.
Вкусное китайское лекарство, что, только слишком сладкое как всегда.
А я два мангостина ей дала. Она сначала отказывалась, потом сказала: один. Я:
— Надо два! Потому что один может быть нехороший.
Среди этих дешёвых мангостинов по 8 ю за цзинь часто попадаются нехорошие.
*
Что мне в Харбине нравится ужасно, так это наплевательское отношение пешеходов к светофорам. Я почти отвыкла от такого. А тут машины проехали, и все идут, а что светофор показывает — это пофигу. Приятное возвращение в детство. Я же тоже так умею, чёрт возьми, навык не утрачен.
*
Два дня как хожу писать текст в утиную едальню возле технического университета. Там столы на улице в тихом месте, и мошек нет. Сначала съедаю рис с уткой, потом сижу за ноутом до темноты. Там почти никто не ест (берут еду на вынос), но если едят, то в помещении, а снаружи вообще никто никогда не садится, видимо, для китайцев холодно уже. Я спросила, конечно, у тамошней лаобаньши, можно ли у них поработать за компом. Она такая: конечно, без проблем. Но пишу медленно ужасно.