Самое долгожданное случилось в это дежурство (вчера!): я вправила ребёнку вывих предплечья. Очень мягко вывихнутое предплечье становится на место, мягко и легко.
А дежурная смена вообще состоит из одного врача, одного санитара и двух медсестёр. А тут дежурила я с двумя медбратьями (один студент-медик, один ординатор-травматолог). И пришёл мальчик, который всунул голову в детский пластиковый «ночной» горшок и не мог высунуть. Дно у горшка отсутствовало, мама выломала, наверное. Мы сначала принялись срезать горшок ножницами, но пластик был слишком жёсткий. Потом гипсорезом, но это совсем неудобно оказалось (кто видел гипсорез, тот поймёт). Потом я достала кусачки по металлу, и дело пошло. Срезал по умолчанию ординатор, хотя мне это тоже было бы интересно. Мальчик беспрестанно плакал, его мама тоже плакала и капала таящим мороженым на штаны медбрата-студента. Мороженое было сине-зелёное, такого же почти цвета, как горшок. Но ржать я стала только потом, когда описывала процедуру, потому что такие манипуляции считаются удалением инородного тела (понимаете, да? «инородное тело (горшок) удалено»). Ну и ещё более потом, когда чото мы втроём стали вспоминать, что в травмпункте вообще бывает, и медбрат-студент сказал: «...а тут входит этот, с унитазом на голове, и рыдает, и мама его рыдает! да если б мой ребёнок так сделал, я б со смеху помер... и я чувствую ещё на ноге что-то холодное, а это мороженое мне прямо на ногу капает...». Вот тогда-то я и помер чото со смеху.
Ещё была девочка, которая с переломом луча из Владивостока приехала. Мама её говорит: тут хоть детский травмпункт есть специализированный, а во Владивостоке нет! Там только общие травмпункты, там сидят взрослые доктора и со справочниками травматологическими сверяются, когда к ним дети попадают! (знали бы вы... — думаю я, хотя я давно уже почти не, только вот технику вправления вывиха предплечья перечитала непосредственно перед вправлением).
И ещё одна была давняя история, которую я записать хотела, которую я мысленно романтически назвала «чужие лонгеты». Её санитарка рассказала, когда мы обсуждали «закон парных случаев» (есть в медицине такая штука). Пришли как-то на повторный приём подряд два загипсованных юноши, у каждого по высокой лонгете на ноге до середины бедра. Снимают им эти лонгеты последовательно и отправляют на рентген. Первый возвращается — консолидация недостаточная, надо лонгету обратно надевать. А санитарка приметила, чья лонгета чья, и говорит: вот, это твоя. А мама юноши такая: нет, наша вон та. Ну и надели ему ту, на которую мама показала, и он домой пошёл. И второй возвращается, и у него тоже консолидация так себе, тоже ему лонгету прилаживают обратно.
Оба вечером в разное время пришли к дежурному врачу с жалобами, что лонгета давит, и пришлось дежурному врачу лонгеты переделывать, потому что в чужой лонгете, ясное дело, ходить неудобно.
А Баиров всегда пишет «лонгет», в мужском роде. Но у нас всегда говорят «лонгета», в женском.
А дежурная смена вообще состоит из одного врача, одного санитара и двух медсестёр. А тут дежурила я с двумя медбратьями (один студент-медик, один ординатор-травматолог). И пришёл мальчик, который всунул голову в детский пластиковый «ночной» горшок и не мог высунуть. Дно у горшка отсутствовало, мама выломала, наверное. Мы сначала принялись срезать горшок ножницами, но пластик был слишком жёсткий. Потом гипсорезом, но это совсем неудобно оказалось (кто видел гипсорез, тот поймёт). Потом я достала кусачки по металлу, и дело пошло. Срезал по умолчанию ординатор, хотя мне это тоже было бы интересно. Мальчик беспрестанно плакал, его мама тоже плакала и капала таящим мороженым на штаны медбрата-студента. Мороженое было сине-зелёное, такого же почти цвета, как горшок. Но ржать я стала только потом, когда описывала процедуру, потому что такие манипуляции считаются удалением инородного тела (понимаете, да? «инородное тело (горшок) удалено»). Ну и ещё более потом, когда чото мы втроём стали вспоминать, что в травмпункте вообще бывает, и медбрат-студент сказал: «...а тут входит этот, с унитазом на голове, и рыдает, и мама его рыдает! да если б мой ребёнок так сделал, я б со смеху помер... и я чувствую ещё на ноге что-то холодное, а это мороженое мне прямо на ногу капает...». Вот тогда-то я и помер чото со смеху.
Ещё была девочка, которая с переломом луча из Владивостока приехала. Мама её говорит: тут хоть детский травмпункт есть специализированный, а во Владивостоке нет! Там только общие травмпункты, там сидят взрослые доктора и со справочниками травматологическими сверяются, когда к ним дети попадают! (знали бы вы... — думаю я, хотя я давно уже почти не, только вот технику вправления вывиха предплечья перечитала непосредственно перед вправлением).
И ещё одна была давняя история, которую я записать хотела, которую я мысленно романтически назвала «чужие лонгеты». Её санитарка рассказала, когда мы обсуждали «закон парных случаев» (есть в медицине такая штука). Пришли как-то на повторный приём подряд два загипсованных юноши, у каждого по высокой лонгете на ноге до середины бедра. Снимают им эти лонгеты последовательно и отправляют на рентген. Первый возвращается — консолидация недостаточная, надо лонгету обратно надевать. А санитарка приметила, чья лонгета чья, и говорит: вот, это твоя. А мама юноши такая: нет, наша вон та. Ну и надели ему ту, на которую мама показала, и он домой пошёл. И второй возвращается, и у него тоже консолидация так себе, тоже ему лонгету прилаживают обратно.
Оба вечером в разное время пришли к дежурному врачу с жалобами, что лонгета давит, и пришлось дежурному врачу лонгеты переделывать, потому что в чужой лонгете, ясное дело, ходить неудобно.
А Баиров всегда пишет «лонгет», в мужском роде. Но у нас всегда говорят «лонгета», в женском.
-
-
27.07.2021 в 16:18-
-
28.07.2021 в 14:59-
-
28.07.2021 в 15:24